Повсеместно на протяжении всего ареала в питании лесной сони важную роль играет животный корм. По плотоядности этот вид уступает лишь садовой соне. Зверек разыскивает и ловит насекомых, выкапывает из подстилки их личинки, собирает и других беспозвоночных, среди них отдает явное предпочтение различным моллюскам. Однако соня не ограничивается поеданием только беспозвоночных.

Эта хорошенькая зверюшка является настоящим бичом птиц-дуплогнездников, особенно в тех местах, где для их привлечения развешиваются искусственные гнездовья. Мало того, что соня занимает птичьи домики, она уничтожает их кладки, птенцов и даже взрослых птиц. Не удивительно, что орнитологи, работающие в заповедниках, очень не любят лесную соню и стараются всеми силами избавиться от нее или, по крайней мере, ограничить ее численность.

Основное орудие борьбы с лесной соней в некоторых заповедниках - это утыканная острыми гвоздями палка, которую просовывают в скворечник, занятый грызуном, чтобы уничтожить его. Страдают от этого "орудия пыток" не только виновники разбоя, но и, как правило, ни в чем не повинные другие виды - орешниковые сони и полчки, незаслуженно принявшие на свои плечи вину своих собратьев. В связи с этим, вероятно, стоит изобрести какой-то иной способ борьбы с лесной соней в заповедниках, тем более что эти интереснейшие представители нашей фауны заслуживают гуманного к ним отношения. В тех районах, где сони живут в естественных убежищах, они в основном ловят беспозвоночных, среди которых встречаются и такие вредители лесонасаждений, как хрущи, бронзовки. Мы неоднократно наблюдали охоту зверька за насекомыми.

Обнаружить присутствие жертвы соне помогает острый слух, а уточнить ее местонахождение - обоняние. Стоит только запрятать в подстилку каких-либо жуков, кузнечиков, бабочек, которые начинают там тихо шебуршать, как из убежища тут же появляется голова сони, зверек начинает поворачивать в разные стороны ушные раковины и быстро-быстро двигать носом, затем он выбирается из домика и моментально оказывается около того места, где спрятаны насекомые. Теперь счет идет на доли секунды: соня на мгновение замирает, потом точным движением выхватывает из подстилки объект охоты, прокусывает область надкрыльев и, если насекомое небольшое, то сразу же хватает его и, повертев в лапках, начинает есть.

Обычно в пищу используются только брюшко и грудная часть, голова, лапки, надкрылья остаются нетронутыми, именно эти остатки трапезы и удается обнаружить на месте кормежки животного в природе. Лесная соня весьма прожорлива, она съедает за один присест целого жука-оленя, крупного хруща, навозника, бронзовку, более мелких насекомых она уничтожает по нескольку штук. В неволе большим лакомством служат "мучные черви", куколки бабочек, сверчки, тараканы. Что бы мы ни предлагали своим питомцам, какие бы ягоды и фрукты ни клали в кормушку, всегда в первую очередь они набрасывались на насекомых.

В литературе часто пишут о каннибализме у лесной сони, порой приходится читать, что при любых условиях содержания они жестоко расправляются со своими сородичами. Так, Г. Ф. Зворыгин пишет: "Взрослые самцы и самки при совместном содержании поедают свое потомство, независимо от изобилия пищи ... они вначале лакомятся головным мозгом". Позднее мы специально остановимся на условиях содержания всех сонь в неволе и их поведении, сейчас же заметим, что у нас за десять с лишним лет много раз появлялось потомство у лесных сонь, содержащихся группами, и все детеныши благополучно вырастали.

В условиях клеточного содержания, когда животные в случае конфликта не могут уйти друг от друга достаточно далеко, бывают случаи и покусов, и травм. Погибших же зверьков, как правило, съедают, оставляя лишь вывернутые шкурки и тщательно обгрызенные косточки конечностей. Мы уже говорили, что при групповой зимовке проснувшиеся раньше времени лесные сони часто съедают своих соседей. Однако еще никому не приходилось наблюдать случаи нападения на спящих сородичей, и вовсе не исключено, что съеденными оказываются уже погибшие особи. Вероятно, следует говорить о "ситуативном каннибализме", поскольку он чаще всего проявляется в каких-то необычных для животного ситуациях, а вовсе не как следствие плотоядности лесной сони.

Запасание пищи у лесной сони носит случайный характер и никоим образом не связано с зимней спячкой. Скопление пищевых остатков, будь то ягоды, фрукты, семена или насекомые, чаще всего обнаруживают под корнями, в зарослях кустарников, в трещинах, в россыпях камней, в гнездоубежищах. Трудно предположить, чтобы зимой во время случайного, кратковременного пробуждения зверек вышел на поверхность и стал бы целенаправленно разыскивать свои осенние кладовые. Наблюдая за лесной соней в природе и в неволе, убеждаешься, что соня далеко не всегда съедает всю пищу на месте, а постоянно уносит ее в облюбованное место и возвращается за очередной порцией. Даже получая с пинцета "мучников", зверек отбегает с ними в сторону, чтобы через несколько секунд вернуться за следующими. Остатки трапез сонь иногда поражают своим количеством. Л. В. Соколова, на которую мы уже однажды ссылались, находила в дуплах и норах в Ферганской долине от 200 до 1500 косточек урюка.

Обширный ареал и разнообразие условий обитания в его пределах привели к тому, что сроки и продолжительность репродукционного периода у лесной сони отличаются в разных географических районах. Этот вид можно считать достаточно пластичным в отношении размножения и потенциально способным размножаться дважды в году. Длительный период активности на юге ареала, отсутствие зимней спячки в некоторых его частях, казалось, дают животному возможность повторного размножения и появления в конце лета - начале осени жизнеспособного потомства. На самом деле до сих пор нет достаточно убедительных доказательств наличия второго выводка у самок даже на Кавказе и в Средней Азии. Молодняк, обнаруживаемый в августе и сентябре, возможно, появился у молодых особей прошлого года рождения, начинающих размножаться несколько позднее двух- и трехгодовалых животных. Уверенно о повторном размножении можно будет говорить лишь на основании наблюдений за маркированными самками.

Начало размножения приурочено к первым неделям после окончания спячки, то есть к двадцатым числам апреля в Средней Азии и Приднепровье и к концу апреля - началу мая на Кавказе, в Молдавии, Беловежской Пуще, Воронежском заповеднике; на севере ареала, вероятно (точные сведения отсутствуют),- к концу мая. Судя по литературным данным и результатам отловов зверьков в искусственных гнездовьях, самцов всегда несколько больше, чем самок. Первыми начинают размножаться всегда более старые особи, а зверьки, зимовавшие только один раз,- несколько позже. Иногда по каким-то причинам самки впервые участвуют в процессе репродукции лишь в конце лета, этим объясняется нахождение осенних выводков в природе. Правда, как правило, поздние детеныши редко благополучно переносят зимовку и чаще всего обречены на гибель.

Гон начинается сразу после появления на поверхности самок и происходит весьма бурно. Самцы в это время бегают по веткам, земле,, озабоченные поиском партнерш, оставляют индивидуальные метки, обладающие резким специфическим запахом; обнаружить их удается даже человеку. Самки тоже весьма возбуждены, они с характерным высоким щебетанием обследуют территорию, наткнувшись на след, возможного партнера, начинают щебетать громче, трутся о веточки, камни и субстрат щекой или областью гениталий, заявляя таким образом о своем присутствии. Встретив другого зверька, первым делом выясняют, с кем имеют дело, внимательно обнюхивая конец мордочки и подхвостье. При встрече однополых особей может произойти конфликт, заканчивающийся чаще всего угрозой нападения и бегством менее уверенного в себе животного.

Иногда в результате выяснения отношений оказываются покусанными лапки, хвосты, уши, но в природе слабый соперник всегда успевает скрыться. Спаривание может происходить на земле, на деревьях, реже в убежищах, оно всегда сопровождается громкими специфическими звуками; мы с Л. В. Коротецковой назвали их "пением возбуждения". Вероятно, в природе в период гона у сонь создаются недолговременные пары, которые распадаются уже в первой половине беременности. Происходит это скорее всего по инициативе самки, но не исключено, что стимулом служит и стремление самца отправиться на поиск следующей особи в состоянии течки. В условиях неволи оба зверька часто продолжают жить вместе в одном убежище вплоть до рождения детенышей, а иногда и после. Нередко самка выгоняет самца из выводкового гнезда за несколько дней до родов, и он ютится под домиком или в другом убежище, не пытаясь даже напасть на малышей.

Пара лесных сонь, привезенных из Грузии, постоянно жила в одном домике, в вольере, где помимо них находилось еще шесть зверьков. За два дня до появления потомства самка Цитали благоустроила совместное жилище, не прогоняя своего супруга и не проявляя агрессии по отношению к другим особям. Выводок так и появился в общей клетке, из которой позднее вместе с домом и Цитали был перенесен в другое помещение. Последнее диктовалось исключительно соображениями удобства наблюдений. Вероятно, залогом добрососедских отношений зверьков даже в разгар периода размножения служит просторное помещение, обилие разнообразного корма и воды и наличие свободных домиков-убежищ.

Беременность у лесной сони по наблюдениям в неволе длится двадцать семь-двадцать восемь дней; вероятно, в природе она продолжается столько же. В первой половине беременности самки очень активны, много кормятся, во второй они больше времени проводят в гнезде, уделяя особое внимание его усовершенствованию, добавляя подстилку преимущественно из мягкого, нежного материала. Роды чаще всего происходят в ночное время; трудно сказать, с чем это связано, но детенышей в выводковой камере почти всегда (и в природе и в неволе) обнаруживают рано утром.

Мы уже упоминали случаи, когда потомство появлялось у самки, жившей в одном убежище с другими особями. Постоянное опасение наблюдателей, что выводок может пострадать от "кровожадных" соседей, иногда приводит к курьезам. В течение восьми месяцев мы содержали шесть молодых сонь в небольшой клетке, где убежищем им служил узловатый дубовый наплыв, полый внутри и с боковыми отверстиями на месте бывших сучков. Зверьки всегда держались группкой, иногда кто-нибудь ненадолго выселялся под кучки мха или сухой травы, лежавшие в одном из углов клетки.

Во время одной из уборок из коллективного убежища неожиданно выпало четверо детенышей в возрасте двух-трех дней. С трудом выявив мать этого выводка среди брызнувших в разные стороны сонь, мы посадили ее вместе с малышами в старое убежище, а остальных зверьков поместили в новый домик в той же вольере. Через несколько часов наплыв с выводком (он стал почему-то намного тяжелее) мы перевезли домой для удобства ночных наблюдений, а остальные сони должны были остаться в своем новом домике в лаборатории. Вечером дома выяснилось, что семья еще в лаборатории незаметно успела переселиться в новое убежище, а старое оказалось занятым холостыми особями. Через двадцать дней история с чудесным убежищем из дубового капа повторилась. Во время уборки из одного отверстия опять выпало на этот раз двое детенышей в возрасте семи-восьми дней. Таким образом, роды и выкармливание малышей происходили в тесном жилище, весьма густо заселенном пятью зверьками. Молодежь так и выросла в этом сборном обществе, причем все члены его ревностно грели маленьких сонь и пытались оказывать сопротивление, когда детенышей брали для взвешивания и описания.