Изо дня в день в течение долгих месяцев - с июня до ноября или декабря - черная птица с увлечением играет своими цветными игрушками, часто забывая и о еде, и о питье, и о страхе перед врагами. Если самка, которой обычно уже недели через две-три с милым скучно в шалаше, уходит в лес, самец оставляет на минуту побрякушки и зовет ее криком. Это ее трогает, и она возвращается. Если не возвращается, он нередко бежит за ней, бросив и свой шалаш, и все богатства, разложенные перед его дверью.

Когда шалаш заброшен, другие самцы, токующие поблизости, сначала разрушают его, а потом разворовывают цветные коллекции. Они и при хозяине норовят их украсть, поэтому каждый владелец шалаша гонит прочь всех соседей, которые иногда навещают его. Навещают его и самки, но этих он не гонит, а хвастает и перед ними своими богатствами. Нередко ради чужой или холостой самки он и шалаш переносит на новое место и токует там.

В сентябре - октябре уже все самки покидают шалаши и где-нибудь метрах в ста от них вьют на деревьях гнезда, выводят птенцов и выкармливают их. Самцы не принимают в этом никакого участия, а с прежним рвением продолжают играть в игрушки у своих шалашей.

Долго еще играют, до декабря, как я уже говорил. И потом, когда в конце австралийского лета они объединяются в стаи, время от времени то один, то другой самец прилетает к шалашу, у которого так приятно проводил время, подновляет его и приносит новые игрушки. Поэтому некоторые натуралисты предполагают, что строительство, украшение и игры перед шалашом связаны с размножением птиц лишь случайно. Привлечение самки пестрыми предметами не главное будто бы назначение этих построек. Главное - эстетическое удовольствие, которое шалашники получают, украшая свои беседки и развлекаясь около них. Предложен даже особый термин для обозначения этого редкого инстинкта - "проэстетизм".

Однако эксперименты, проведенные в английском зоопарке доктором Маршаллом, показали, что только половозрелые самцы и только когда в их крови циркулируют соответствующие гормоны строят и украшают шалаши. Кастрированные самцы их не строили или строили кое-как, неумело и скоро бросали. Инъекция гормонов сразу прибавляла им и интерес к шалашу, и уменье его строить.

Однажды двух черных самцов поймали и унесли от шалашей. Овдовевшие самки не покинули, однако, места любовных игр. Вскоре и их самих и шалаши наследовали молодые серо-зеленые самцы, у которых сине-черные красавцы обычно без всякого стеснения отбивают подруг. Так что шалаши, очевидно, служат и своего рода биржей, где заключаются новые браки, если один из супругов погибнет или убежит.

Шалаш - это своего рода "вторичнополовой признак" самца, перенесенный с живой птицы на неживой объект. Что-то вроде привлекательного для самок павлиньего хвоста, сотворенного не природой, а самой птицей. Лучше построенные и лучше украшенные шалаши и их искусных строителей самки явно предпочитают, когда выбирают партнеров для брачных союзов. Нечто подобное наблюдается и у других птиц: например, у крапивников, и, возможно, у ремезов, самки которых пренебрегают плохо построенными гнездами. Здесь половой подбор в дарвиновском смысле совершается в достаточно четкой форме.

Райские птицы и лирохвост. Фантастические райские птицы - ближайшие родичи шалашников и наших ворон и сорок. Первые их шкурки, которые произвели в Европе настоящую, как говорят теперь, сенсацию, привезли в Севилью в 1522 году моряки с "Виктории", единственного из четырех кораблей Магеллана, вернувшегося на родину. Шкурки были без ног и когтей. И несмотря на заверения Пигафетты, историографа этого плавания (кстати, он единственный, кто честно, без клеветы писал в то время о Магеллане!), о том, что ноги у райских птиц есть, на века воцарилась легенда: не нужны райским птицам ноги, ибо от рождения и до смерти живут они будто бы в воздухе, питаясь "небесной росой". Размножаются и высиживают птенцов тоже на лету: на спине у самца лежат яйца; самки, сидя сверху, их согревают.

Только в 1824 году французский судовой врач Рене Лессон увидел в лесах Новой Гвинеи живую райскую птицу: она была с ногами и бодро прыгала по веткам!

Райских птиц убивали сотнями тысяч: их перья покупались на дамские шляпы и другие украшения. Только за несколько лет немецкой колонизации с северо-востока Новой Гвинеи вывезли больше 50 тысяч шкурок райских птиц. Теперь охота на них запрещена, кроме как в научных целях или для нужд папуасов, которые столетиями украшали себя их перьями. Прежде для этого уничтожалось не так уж много райских птиц. Теперь, когда туристы приезжают посмотреть на местные национальные праздники, стоимость украшений из перьев, в которые наряжены танцоры на некоторых таких праздниках, "оценивается не меньше, чем в миллион марок". Такую новую угрозу райским птицам принесла цивилизация в леса Новой Гвинеи и других ближайших островов, где они водятся.

Райская птица Нильсона

Здесь, а также и на полуострове Кейп-Йорк в Австралии, 40 видов райских птиц. У всех поразительное по красоте оперение. У одних самки окрашены, как и самцы, эти живут в единобрачии и дружными парами воспитывают птенцов. У других лишь самцы в ярких нарядах и никакими гнездовыми делами не занимаются. Только токуют.

А ток райских птиц - зрелище изумительное! К сожалению, после Альфреда Уоллеса немногим натуралистам удалось его увидеть и описать. Правда, сняты цветные фотографии, есть зарисовки и даже фильмы, но только некоторых райских птиц. Ни гнезда, ни тока многих из них до сих пор неизвестны.

Большая райская птица, усевшись на ветке высокого дерева, открывает представление громким и хриплым криком. Потом, опустив голову, приседает все ниже и ниже, раскачивается вправо-влево. Трясется все энергичнее, распускает крылья, мелко дрожит. Переливаясь, струятся вниз огненные каскады тонких волосовидных перьев, украшающих ее бока. Вдруг изгибается вниз, совсем опускает крылья и вздымает на боках, словно знамя, свои оранжевые перья-волосы. Замирает в этой позе на одну-две минуты, потом не спеша складывает взъерошенное знамя.

Самец длиннохвостой райской птицы, сидя на суку и распустив широким щитом перья на груди, закрывает ими спереди голову. Птица то высовывает клюв из перового щита и, широко разевая рот, показывает его желтую "изнанку", то снова прячет за перьями груди. Брачные "танцы" других райских птиц еще более экстравагантны: после тряски на суку вдруг повисают они вниз головой, рассыпав над собой переливчатые волны сказочно красивого оперения, и некоторое время стоически висят в этой противоестественной позе.

Лирохвостов два вида: оба обитают на востоке Австралии, но чернохвостый лирохвост - севернее, в Квинсленде. Он меньше большого лирохвоста, "эстрад" для танцев не строит. Поет на пнях. А его самки строят гнезда на деревьях. Редкая теперь птица. Но большой лирохвост, удачно акклиматизированный и в Тасмании, довольно обычен в заповедных лесах, даже вблизи городов. На его "представления" приходят посмотреть туристы, фотографируют, снимают фильмы. Токующие птицы здесь непугливы и разрешают зрителям приближаться к своим "эстрадам".

"Сами по себе лирохвосты не так уж эффектны, скорее даже довольно бесцветны, вроде самки фазана. Вся их прелесть заключена в хвосте, в двух очень длинных, изящно изогнутых перьях, очертаниями напоминающих старинную лиру. Эта иллюзия тем сильнее, что пространство между лировидными перьями заполнено ажурным узором из тончайших белых перьев, похожих на струны. Когда подходит начало брачного сезона, самцы выбирают в лесу участки, которые превращаются в "танцевальные залы". Сильными ногами они расчищают площадку, причем опавшие листья собирают в кучу в центре, так что получается своего рода эстрада. Затем начинаются брачные игры, и я затрудняюсь назвать более захватывающее зрелище. Хвост и пение - вот два средства, с помощью которых самец старается соблазнить всех дам в округе, и, возможно, они и устояли бы против хвоста, но против, такого пения, по-моему, устоять невозможно. Лирохвост - подлинный мастер подражания, и он включает в свой репертуар песни других птиц, да и не только песни, а все звуки; которые ему придутся по душе. Казалось бы, должна получиться какофония, но на самом деле выходит нечто совершенно восхитительное" (Джеральд Даррелл).

В песнях лирохвостов слышали паровозные и автомобильные гудки, колокольный звон, собачий лай, лошадиное ржание, хохот кукабарры, разный треск и грохот, но... "все эти странные и немелодичные звуки так искусно сочетались с основной темой, что ничуть ее не портили, а только украшали".

Самцы лирохвостов всю австралийскую осень начиная с мая и почти всю зиму заняты только пением и демонстрацией на сооруженных "эстрадах", реже на стволе дерева или ветках своих великолепных хвостов, которые, когда распушены, скрывают под собой всю птицу. Хвост длиннее ее самой - 75 сантиметров! Самки обычно на земле или невысоко в развилке дерева строят гнезда - довольно объемистые сооружения из веток с крышей, стенами и боковым входом.

Одно большое, с куриное, яйцо насиживают долго, 45 дней. Столько же примерно и птенец сидит в гнезде. Кормит его птица-мать мелкими животными, которых сильными ногами добывает в земле. Птенцовый помет в слизистой упаковке уносит из гнезда, бросает в воду или зарывает в землю.

За эти "куриные ноги", за большой рост (до метра длиной эти птицы), за "фазаний" хвост белые поселенцы в Австралии назвали лирохвостов "фазанами". И в науке они одно время числились в отряде куриных. Теперь им определено место среди воробьиных птиц, правда, где-то в низшем ряду наиболее древних и примитивных семейств этого отряда, который венчает эволюционное древо жизни пернатого царства, как цветы - мир растений, а полорогие - класс зверей.

Литература: Акимушкин И.И. Мир животных (Рассказы о птицах)/Серия Эврика; Художники А.Блох, Б.Жутовский -Москва:Молодая Гвардия - 1971, с.384