Горько, с кислинкой пахнет дымом костра, глуховато вздрагивают полы палатки, мягко плещут в днище лодки пущенные какой-то крупной рыбой круги волнышек... И такой вокруг покой, что... опять хочется жить с удочкой в руках сто лет. О, если бы еще не комары да мошки, которых так много по всему Приамурью! Да не чудовищная влажность воздуха, превращающая лето в баню!

Но и в морось рыбак не сдается! Разумеется, приходится облачаться в плащ или накидку, зато под дождик карась клюет лучше. Но пусть даже и не лучше - все равно хорошо: накрапывающий летний дождь побуждает к размышлениям, к воспоминаниям... Перебрасывает тебя по шатким мостикам памяти в затуманенные дали детства. А что может быть лучше возможности окунуться в ту лучшую пору жизни?.. И что в нашем бытии есть прекраснее памяти о прошлом?

Недавно был я на реке моего детства. Сидел на дуплистом кедровом бревне, смотрел вокруг, вдыхал знакомые запахи и думал, вспоминал свое уже стареющее былое. Прежде всего рыбачьи зори вспоминал, и в первую очередь ту из них, которая со множеством прожитых лет ничуть не потускнела. А была она в какой-нибудь сотне метров от дуплистого кедрового бревна, на котором сидел.

...Весенняя вода невысоко залила на низких берегах густые щетки трав, и вся рыба ринулась туда, но взять ее там было очень трудно. Поймаешь за зорьку на ушицу - и все, хотя бывали условия похуже, а лавливалось.

...Чуть светало. По крыше коровьей стайки, на сеновале которой я ночевал, шуршал мелкий затяжной дождик, вдоль огородных грядок улеглись марлевые полоски тумана, от сырости увлажнились и огрубели брезентовые штаны и отцовская парусиновая рубаха. Так не хотелось вылезать из-под изодранного, но теплого ватного одеяла, да уже тихо ходила в огороде по бороздам, набросив на голову и плечи углом сложенный мешок, мать, и уже дымилась труба летней кухоньки с грубым горбыльным навесом, и уже погнали по улицам коров счастливые соседи...

Позавтракав стаканом кипятка на чаге, аккуратненькой пластинкой хлеба и зеленой пухлой котлетой из лебеды, я ухватил под мышки связку удочек, засунул в карман банку с червями, прикрылся дырявым отцовским дождевиком и замесил босыми ногами скользкую грязь по своей заветной рыбачьей тропе.

Мой колышек с вечерней отметкой уровня воды в заливе оголился на десяток сантиметров, а знал я, что при таком резком обмелении рыба с невысоких и недолгих разливов торопится загодя уйти, и в первую очередь - рыба крупная. Взбодрившись надеждой на хороший клев, я наловил раков, опасаясь, что не хватит червей, сколотил из двух плавающих у берега бревен плотик и отплыл на нем через хлопья тумана к противоположному низкому берегу, вздрагивая от промозглой сырости.

Была там длинная узкая старица, вытянувшаяся вдоль залива метров на двести и соединявшаяся с ним при невысокой воде узкой, глубокой и короткой проточкой. Прикинув, что теперь солидная рыба спешит в залив именно через эту проточку, я примостился у нее, размотал леску, замерил глубину на длине заброса, наживил один крючок червяком, другой - раковым хвостиком... Не успел забросить, как поплавок лихо задергался и исчез... На крючках оказалось по хорошему карасю - два сразу!

...Такой клев, живи хоть век, не забывается. Я выуживал из воды отборно крупных карасей одного за другим и свою пятую удочку стал разматывать только через час после первой, потому что не оставляли те караси свободных минут. Были и косатки, и верхоглядики, и килограммовые сазанчики да сомики цеплялись, зля меня, коньки, чебаки, "красноперки" и прочая по тому клеву чепуха (о которой мечтал вчера лишь). Но особенно радовали караси. Не было среди них легче полукилограмма, попадались чаще всего по кило - на длину полных трех моих ладоней. И до потери дыхания радовали настоящие богатыри сазаньей стати и крепости.

Забросив, наконец, пятую удочку, я оглянулся назад и ликующе оторопел - на мокрой траве между мокрых кочек прыгало и ворочалось около трех десятков большущих карасей да еще примерно столько же другой рыбы. А клев разгорался пуще, и замечал я, что день начался без зоревого полыхания, а серо и угрюмо, что дождик все сыплет и сыплет и весь я уже мокрый и продрог... И только подумал, как обрадую столь обильным уловом и мать, и сестер, и соседей, как услышал с другого берега девчоночий голос: "Сергей, поймал что-нибудь?" Там стояла старшая сестра Зоя. И ответил я с достоинством: "Поймал... Только налови мне раков да плыви ко мне на лодке... Попроси у Храмовых".

Обыкновенный карась (Carassius carassius)

Нагрузив Зою карасями - сколько могла она унести, круто согнувшись, стал рыбачить спокойнее. Сидя на мокром корче, я выволакивал карасей и другую рыбу не реже прежнего, но с другим наслаждением. С горделивым чувством одолевал упругую силу очередного "лаптя" своей грубой силой без какой-либо церемонии осторожного вываживания, а выбросив его на берег или прямо на колени, замирал в восторге от того, как вздрагивает он, как бьет мои ноги или мнет траву, ослепляя ту траву и меня своим блеском, как шлепает белой хрящеватой трубкой рта, пытаясь выбросить крючок. И попробуй удержи его, чтоб вынуть тот крючок: широк, стервец, в боках, здоров и скользок! Пляшет! Поводит крепкой перламутровой кольчугой! А плотное тело в броневой чешуе такое холодное и такое живое. И нет в нем ни намека на сдачу победителю: он все прыгает и прыгает, и шлепает хвостом, что-то коротко немо вскрикивает, и как будто горестно плачет по своей свободной стихии. На миг поднимается во мне жалость к нему, но... исчезли два поплавка, а одно тальниковое удилище потянуло в воду.

Стало совсем светло, за серостью неба смутно угадывалось солнце, но дождь еще сыпал и, собравшись в тяжелые капли, стекал с головы сквозь дыры плаща на шею, плечи, грудь и спину и опускался еще ниже по вспузырившейся холодом, посиневшей "гусиной" коже... На мокром сидел, в мокроту опущены ноги... Но был в те долгие мгновения мой мир прекрасен, потому что я уже, не глядя на поплавки, поднимал удилища одно за другим, чтоб вытянуть очередного карася или еще что там.

Через пару часов привезли мне сестры прямо со сковородкой здоровенного зажаренного карася, сухие штаны, ватник да банку червей, увезли же, сколько могли поднять. А клеву все не было конца, и молил я бога, чтоб длилось это до бесконечности. Но прослышала про бешеный карасиный клев и мою сказочную рыбалку соседняя ребятня, и облепили меня у той проточки со всех сторон. Потому ли, что стало здесь шумно, или просто совсем кончилось утро, но оборвало клев, и пришлось сматывать удочки.

Сестренки потом подсчитали мой улов: 107 карасей, 32 косатки, по дюжине сомов и сазанов. Прочее во внимание не бралось, хотя в ход было пущено тоже...

Карась далеко не всегда клюет. Особенно в половодье, когда от пуза наедается всякими зеленями, разными букашками, ползающими по притопленным кустам и травам, да непересчетной микроскопической водяной живностью. Тогда он разве что мясом рака да уж очень аппетитным красным червяком и может соблазниться.

А в иные периоды нет карасиного клева, хотя по всем признакам вроде бы должен быть.

Не следует только думать, будто карась простофиля, поймать его - пара пустяков. Он чуток и осторожен, боковой линией улавливает шаги рыбака по берегу и тихий шлепок поплавка. Обонянием он превосходит человека, может быть, в тысячу раз. И орган вкуса у него развит прекрасно... Так что для ужения нашего славного карася надобны и опыт, и умение, и осторожность. А тем, что он в мутной воде иногда берет крючок в метре от рыбака, руководствоваться не стоит.

И славен именно наш дальневосточный серебряный карась, а потому именно его, но не золотистого и не серебряного европейского, широко акклиматизировали от Камчатки до Украины. Даже в Северную Америку и Индокитай завезли, где он прекрасно освоился. Более того, прижился этот карась в совсем, казалось бы, ему не свойственных условиях - например, в глубоких высокогорных холодноводных озерах Памира.

Да нельзя еще не упомянуть, что знаменитая аквариумная золотая рыбка выведена еще тысячу лет назад именно из серебряного карася: это его обыкновенный хромист. Посмотрите на аквариумное великолепие: телескопы, вакины, кометы, вуалехвосты, шубункины, львиноголовки... И этих замечательных декоративных разноцветных рыбок много, а все они - от того же серебряного карася через золотую рыбку. И как спартански непритязательный предок, эта аквариумная внешняя хрупкость и нежность очень живуча, неприхотлива и плодовита, а радует людей красотой долгими десятилетиями.

Литература: Сергей Петрович Кучеренко "Рыбы у себя дома". Хабаровск, 1988